[lestaxaw]

Для замечательной kasmunaut, снарри, драббл. Не знаю, то ли это, что ты хотела, но я очень надеюсь, что тебе понравится

"Соль"

Они могут поссориться из-за любой ерунды. Нет, серьезно. Гарри, например, ненавидит кофе, вообще, ни в каком виде — ни со сливками, ни с сахаром, ни с тем и другим вместе, а вот Северус эту свою дрянную бурду просто обожает: причем пьет он ее много, часто и без ничего. Просто пустой горький напиток. Какая гадость.

Это, конечно, к делу никакого отношения не имеет, но однажды они умудрились поссориться даже из-за этого долбаного кофе.

Все эти мысли сейчас плывут в голове у Гарри, витают на периферии сознания, и он никак не может понять: зачем. Зачем стоит вот тут перед злым Северусом, зачем молчит и смотрит. Северус практически на глазах превращается снова в Снейпа, в того-самого-ненавистного-Снейпа; Гарри замечает, что от гнева у него резко белеет шрам на шее, некрасиво выделяясь рваным ошейником, и подкашивается нога. Очень хочется напомнить ему, что это он категорически отказывается от покупки трости и сам же потом страдает, что это он может днями не разговаривать и даже не смотреть, что это у него случаются неконтролируемые приступы раздражительности…

Но Гарри молчит. Он щурится, всматриваясь в бледное лицо Снейпа (или уже Северуса? Конечно, Северуса — Гарри же всегда очень быстро остывает), глядя на паутину морщинок у глаз и жесткую складку на лбу, на тонкие губы, на гневно раздувающиеся ноздри… Смотрит — и устало оседает в кресло, старое продавленное кресло, которое Северус просто из каких-то дурацких сентиментальных соображений (если к нему вообще можно применить слово «сентиментальный») не хочет выкинуть.

— Кажется, я не могу с тобой жить, — тихо выговаривает Гарри и прикрывает глаза. Просто как факт. С ним ведь и правда невозможно жить.

Северус от этих слов зябко поводит плечами и немного нервно дергает уголком рта: «Тебя никто не заставляет». Гарри знает: это у него защита такая, панцирь, шипы. Он все никак не может поверить, что его любят, что его хотят, что в нем… что в нем нуждаются. Вот и показывает свой характер, пытаясь выгнать, вытолкнуть из своей жизни ко всем чертям, чтобы никто не смел видеть его слабым и уставшим. И плевать, что он сам… что он сам тоже любит, пусть даже и не признается в этом. Гермиона как-то сказала: такое сразу бросается в глаза.

Гарри опускает голову на руки, ожесточенно трет ладонями глаза. Поначалу — в самые первые полгода — он кричал, срывая голос, хлопал дверьми, уходил к Рону с Гермионой, а потом, когда возвращался — разбивал кулаки о стену и слизывал с них соленую кровь. Он как-то сказал Северусу, что тот пахнет солью. И на вкус — такой же.

Под веками мелькают картинки: Северус улыбается — так, как может только он, сжимая губы и чуть приподнимая уголки, Северус прикрывает глаза от наслаждения, Северус, напряженный, нависает над ним, Северус — под ним, и его скулы лихорадочно горят…

Гарри поднимает на него взгляд и чувствует, как сердце сжимается в болезненном спазме. От любви? От нежности? От жалости? Да хрен его знает.

— Сядь, — хрипит он — голос дрожит и прерывается, — тебе же больно.

Лицо Северуса на миг искажает странная гримаса — Гарри никак не может понять, что это, — и он подходит к нему на негнущихся ногах, кладет руки на плечи и осторожно их разминает.

Гарри смотрит на него сквозь ресницы снизу вверх: бледного, резкого, почти неприятного, но — такого родного, со всеми этими своим шрамами, выемками, шероховатостями…

Мерлин, его угораздило влюбиться в самого саркастичного, непробиваемого, едкого, колючего, иногда — самого нежного человека на земле.

— Я сварю тебе кофе, — шепчет он. — Пошли.

fin