в общем, я, как радостный-радостный автор, разумеется, согласилась вынести, эээ, это на суд божий.
оправдывает меня только то, что оно очень маленькое.
читать на свой страх и риск, угу
Анна Мария Уилкс
Полу снилась Энни Уилкс. Она была все такой же душной, окутанной жиром, она была все той же сумасшедшей сукой Энни Уилкс, она была едкой. В его снах Энни ничего не говорила; она даже не пыталась его убить.
Она просто стояла над его кроватью, стояла и смотрела на него своими маленькими заплывшими глазками. Вот именно этот взгляд и был едким, по мнению Пола; он проникал в него, словно яд, разъедая внутренности. На лице Энни не было написано ровным счетом ничего, кроме тупой сосредоточенности на чем-то своем. Даже во сне Пола преследовала боль, тень которой его подсознание бережно хранило — наверное, из каких-то сентиментальных соображений, как старые фотографии, — даже во сне он был озабочен всего лишь одной мыслью: новрил новрил мне нужен новрил она снова уплыла.
Энни Уилкс была сосредоточена на мыслях внутри себя. Ее тупой отсутствующий взгляд как будто говорил: Посмотрите, как я несчастна, Пол! Он, этот взгляд, желчью растекался по его коже, просачиваясь внутрь, заменяя кровь, проникая в сердце: наверное, именно поэтому там рождалась эта жалость.
Там, в его сне, мысли о новриле чередовались с еще одной: А ты ведь и правда несчастна, Энни.
Потом глаза застилал туман — может быть, ему все-таки дали новрил, или его чокнутое подсознание перестало с ним играть, — все расплывалось, Энни расплывалась, становилась дымчатой и нечеткой, и беззубая ухмылка старого Ройала начинала казаться ему почти дружелюбной.
Желчная жалость выедала Пола Шелдона изнутри.
Утром он, пошатываясь, доходил до унитаза и выблевывал свою душу; Пол не знал точно, было ли это похмельем или чем-то еще. Возможно, так Энни Уилкс, даже будучи мертвой, умудрялась отравлять ему жизнь.
Иногда, глядя на свою дорогую, хорошую пишущую машинку, Пол представлял себе старый Ройал и тут же вздрагивал. Он снова ощущал себя прикованным к инвалидному креслу, задушенный страхом и сознанием того, что в соседней комнате находится Энни Уилкс.
Он вспоминал, как писал самую честную книгу о Мизери (которая значит «несчастье»), вспоминал, как чувствовал себя в тот момент, когда сумасшедшая сука сожгла рукопись «Быстрых автомобилей»…
Его взгляд возвращался к двум стопкам — теперь он всегда делал копии рукописей — первой части его новой книги. Он ею гордился. Ни капли Мизери. Ни капли Энни Уилкс.
А потом что-то произошло. Безусловно, во всем была виновата эта едкая, как кислота, жалость, которая сидела в нем с тех пор, как ему начали сниться сны с Энни.
Он бездумно бил по клавишам, но в его голове лихорадочно крутились мысли, не имеющие никакого отношения к новой книге.
Он украдкой поглядывал на свою культю и думал: а что было бы, если бы Энни Уилкс оказалась не такой несчастной. Что было бы, если она не сожгла своих соседей? Не убила отца? Не устроила смерть соседки по комнате?
Что стало бы с ним, Полом Шелдоном, если бы Энни Уилкс никогда не убивала младенцев?
Что было бы с ним, если бы муж Энни не ушел от нее?
Если бы всего этого не случилось, Пол Шелдон не был бы так несчастен, с отвращением глядя на две стопки плотной бумаги, на которой была отпечатана первая часть его новой книги.
Я так несчастна, Пол!
Верю, Энни. Я тоже.
Его пальцы все еще стучали по клавишам печатной машинки, создавая приятный шум. В последнее время он писал так мало, а пил так много…
Пора бы уже, наверное, и прекратить эту богадельню. С чего начнем, Поли?
Пол выдернул из машинки еще не допечатанную страницу книги, скомкал е и бросил куда-то в угол захламленной гостиничной комнаты. Потом заправил новую порцию бумаги.
Пальцы приятно покалывало, как будто его ждало нового увлекательное путешествие.
Так и есть, Поли. Так оно и есть.
Энни Уилкс будет счастлива. И, может быть, наконец умрет.
На титульном листе было ровно отпечатано:
Пол Шелдон
«Анна Мария Уилкс»
fin